В 1683 году на берегу реки Сызран невдалеке от места ее впадения в Волгу поднялась крепость. Строили тогда быстро: в июне прислан царский указ симбирскому воеводе князю Григорию Афанасьевичу Козловскому набрать дворян, стрельцов и казаков с Симбирской и Карсунской черты, а в сентябре уже была готова “неравнобочная четвероугольная крепость, окопана не малой вышины валом, на коем с трех сторон сделанная из соснового лесу стена с пятью башнями, а с четвертой по угору от реки Сызрану полисадником”*. Подступы выше по реке также прикрыли палисадом.
Правительство царевны Софьи Алексеевны, по малолетству царей Петра и Ивана вершившей дела в Российском государстве, могло быть довольно. Теперь были закрыты южные подступы к Самарской Луке с ее богатыми соляными варницами и рыбными ловлями. Кроме того, эти места славились как традиционная вотчина волжских разбойников. Проплывавший в середине XVII века мимо устья реки Сызран путешественник Адам Олеарий писал, что здесь постоянно случаются нападения на суда, а самарские воеводы были вынуждены каждое лето посылать на переволоку между Волгой и Усой вооруженные отряды. Не зря полку служилых людей, отправлявшихся на строительство новой крепости, была прислана из Москвы та самая икона Живоносного Источника, которая была с воеводой Милославским, воевавшим в 1670 году с Разиным. Сам царь Алексей Михайлович молился ей по случаю подавления восстания.
Но не только усмирения казачьей вольницы хотела Москва. Правительство желало скорейшего хозяйственного освоения “подрайской землицы”, как называли вошедшие в XVI веке в состав России территории Поволжья. Здесь лежали тучные черноземы, стояли леса, богатые липой, в которых собирали наиболее ценный мед и воск – важный экспортный товар. Но самой желанной целью была рыба. И многопудовые белуги, и аршинные стерляди, и редкие виды лосося – всем этим изобиловали волжские воды. Рыбу поплоше называли презрительно “частик” и даже не разделяли по видам.
Но добраться до этого богатства было нелегко. Промысел базировался на укрепленных рыбных дворах, являвшихся также предприятиями по первичной переработке и засолке, а построить их в диком и немирном краю могли лишь крупные и состоятельные собственники. Такими в XVII веке были монастыри. Один из них — звенигородский Савво-Сторожевский — еще до основания Сызрана построил укрепление в районе Костычей. Рыбные же ловли ниже по реке со времен Лжедмитрия принадлежали Чудову монастырю.
Новопостроенный город Сызран сразу стал центром большого и почти незаселенного района к югу от Симбирска. Сюда перевели из Казани и Тетюш 236, а из Чебоксар 239 солдат с женами и детьми. Переселенцы охотно брали вместо денежного жалованья плодородную землю под пашни и покосы, селиться старались поближе к своим наделам. Поэтому недалеко от крепости сразу возникли солдатские слободы: Ильинская и Покровская за рекой Крымзой, а немного погодя — Преображенская за рекой Сызран.
В новый город немедленно устремился и всякий другой народ. Были здесь торговцы и ремесленники, записывавшиеся в посад и селившиеся поближе к крепостным стенам; были и прочие люди, старавшиеся держаться от этих стен подальше. Так вскоре появился монах Кирилл, который предложил основать на стрелке рек Сызрана и Крымзы мужской монастырь. Идею поддержали престарелые солдаты местного гарнизона, составили прошение и, получив разрешение, взялись за дело. Монастырь поставлен был во имя Вознесения Господня и Пречистой Богородицы Смоленской и Архистратига Михаила чуть вдалеке от города.
В самой крепости воздвигли собор Пречистой Богородицы Живоносного Источника, куда поместили жалованную царями одноименную икону. Позже рядом возникла женская обитель в честь Казанской Божией Матери. Протопопом собора стал Семен Мелентьев. Должность эта была довольно значительной. Помимо церковных служб протопоп следил за нераспространением ересей, приводил к присяге, а также вел внушительное хозяйство, ведь собору принадлежало 247 десятин земли.
В город Сызран назначались особые воеводы, которые подчинялись симбирским. В 1685 году эту должность занимал Никита Заборовский. Может, он и был первым? Мы не знаем.
Среди людей, перебравшихся на житье в эти привольные места, был и Иван Хомуцкий. Он зарабатывал свой хлеб, составляя прошения, заверяя подписи, ходатайствуя по делам. Как попал в столь отдаленные края этот несомненно образованный человек с не то польской, не то украинской фамилией, неизвестно. Но должность его “сызранской площади подьячий” позволяет называться нашим первым адвокатом.
Одновременно с обустройством города предпринимались меры по освоению земель к северу от реки Сызран вдоль старинной, еще золотоордынской, дороги, начинавшейся у Батрацкого перевоза. По ней некогда шел на Русь Тохтамыш, а в XVII веке она именовалась Казацкой.
Здесь хотели построить пограничную укрепленную черту со рвом, валом и деревянными засеками, поселив под ее прикрытием служилых людей. Привлекали тех, кому предстояло нести нелегкую и опасную сторожевую службу, щедрыми земельными наделами. Так, уже в год рождения Сызрана большое поместье в районе нынешней Жемковки получил “мордовский мурза” Шадрин; три года спустя служилый татарский князь Килдишев с 28 товарищами основал село Ахметлей, а 10 служилых и 5 ясашных чуваш во главе с Чинаем Яшкитовым — Кочкарлей.
Одновременно симбирским воеводой Матвеем Головиным был составлен план строительства Сызранской черты. Согласно указу от 25 декабря 1685 года она должна была протянуться на 70 верст 342 сажени от Казачьих гор до Туруева городища и до речки Суры. Но замыслу этому не суждено сбыться. 13 апреля 1686 года указ отменили.
Вместо этого решили увеличить число солдатских и казачьих слобод, а в самой середине черты построили сильную крепость Канадей с каменной воротной башней. Коснулись изменения и Сызрана. В семи верстах от него возник Кашпирский пограничный пункт – квадратная восьмибашенная крепость с гарнизоном в 188 человек. На Самарской Луке переведенные солдаты основывают Печерскую, Переволокскую, Губинскую, Усинскую слободы. Пришедший в Сызран в 1689 году отряд казаков под командованием Василия Жемкова получает бывшую землю мурзы Шадрина.
В это же время появляются в наших краях и богатые вотчинники: монастыри и дворяне. Земли они берут в некотором отдалении от границы, но зато осваивают их весьма интенсивно. Сюда переводятся крестьяне из центральнорусских вотчин. Монастыри основывают села Старая Рачейка, Костычи, Новодевичье. Получивший под Сызраном наделы московский дворянин Дмитриев — Троицкое, Богородское, Семеновку.
Жизнь в Сызране тех времен не имела ничего общего с той, какой она стала через пару столетий, жизнью тихого провинциального города. Она скорее напоминала Америку XVIII века. Казаки, солдаты, служилые и гулящие люди всех мастей, купцы-авантюристы. Власти практически не было, а за Волгой и Сызраном начинались земли Калмыкского ханства. Степняки формально считались подданными русского царя, а на практике жили довольно независимо. Посылали посольства в Тибет, в другие страны. От них в русский быт проникали буддийские легенды о дальних землях, о таинственном Беловодье. С сызранцами калмыки вели обширную торговлю скотом, что предопределило интенсивное развитие кожевенного промысла, а также образование слоя купцов, гонявших гурты во внутренние уезды. Случались и инциденты, связанные с угоном скота, потравой покосов, но все больше по мелочи. Иная ситуация была с башкирами. Военные действия в Заволжье с ними вспыхивали постоянно. В походах на башкир принимали участие и сызранские ополченцы.