150 лет со дня рождения Федора Сологуба

Отец мой, Дьявол

1 марта исполнилось 150 лет со дня рождения Федора Сологуба (1863–1927) – писателя, проклинавшего жизнь.

Творчество Федора Кузьмича Сологуба заметно выделяется из русской литературной традиции, которая привычно связывается с нравственными поисками, с форсированным народолюбием, прогрессистской общественной направленностью отечественных писателей. Хотя в тех редких случаях, когда Сологуб откликался на злобу дня (чаще всего в стихах), эти отклики шли в привычном либеральном русле, но при желании его можно назвать реакционным писателем. Или, несколько смягчая, писателем эпохи реакции. Действительно, свою литературную деятельность Сологуб начинал в 90-е годы XIX века, после краха народовольческого революционного движения, а расцвет его творчества пришелся как раз на период реакции после поражения первой русской революции 1905–07 гг. Но не будем забывать, что у этой эпохи – конец XIX – начало XX вв. – было и другое название: русский Серебряный век, эпоха русского религиозно-культурного ренессанса, великая эпоха. Ее отличительной чертой как раз и было необыкновенное расширение культурных тем и поисков. И расцвет русского искусства в это время был настолько могуч, что утратила всякий смысл прежняя номенклатура литературно-общественных движений. Не злодеяния царизма и страдания народа стали темой новой литературы, а Бог и дьявол, красота и мораль, жизнь и смерть. Примат общественных тем и либеральная цензура перестали быть направляющими линиями русской литературы, русской художественной жизни вообще, вернувшейся к вечным человеческим темам.

И на этом новом фоне особенно ярко выделялись пряно-ядовитые цветы Федора Сологуба. Если кого-то из русских писателей той замечательной эпохи можно назвать декадентом, то в первую очередь именно Сологуба. Его творчество – «нездоровое», отмеченное печатью чрезмерной фантастичности, изысками болезненного воображения. В нем нет золотой середины, он весь на полюсах. И полюсов, как и положено, два: жизнь и смерть. Своеобразие и небывалое новаторство Сологуба в том, что жизнь он проклинает, а смерть прославляет. Враг Сологуба – Солнце, солнечный свет, он называет его Драконом, Змием. А любит Сологуб лунный свет, причудливые ночные тени, прохладу ночи и холод могил.

Сологуб писал и стихи, и прозу, причем очень неровные, в его творчестве есть и вершины, но встречаются и провалы. Шедевр Сологуба – его роман «Мелкий бес», сочинение, не поддающееся никакой стандартной классификации: реализм это или мистика, реакционно это или прогрессивно. Роман имел колоссальный успех, но обязанный отчасти недоразумению: главный герой романа учитель гимназии Передонов «левой» критикой воспринимался как сатира на реакционный уклад российской жизни. Между тем в Передонове нет ничего жизненно достоверного, это гротеск, чудовище, рожденное болезненным воображением и само страдающее от бесовских наваждений. Его мучает «недотыкомка», принимающая причудливые образы то ли пыльного столба, то ли игры теней, то ли птицы-одноглаза, то ли кота, которого измученный Передонов ведет брить в парикмахерскую. Ну какой это «реализм», какая «сатира»?

Прикинется котом

Испуганная нежить.

А что она потом

Затеет – мучить, нежить?

Приписывать «Мелкому бесу» сатирический уклон – значит непомерно исказить произведение. Не российская темная действительность представлена Передоновым, а некий минус бытия, сказать проще – ад. И подлинный размах роман Сологуба приобретает, когда он в противовес передоновскому аду строит Рай. Это линия гимназиста Саши Пыльникова и девушки Людмилочки, ведущих любовные игры какого-то сверхэротического характера. Это не эрос, это видение утраченного Рая, невинные дети в Божьем саду. Это уже не роман, а скорее некая средневековая мистерия. «Грудь мою пронзили семь мечей счастья!» – вот какие слова произносит героиня Сологуба. И смешно было бы с высоты (или из низин) нашего нынешнего знания как-то «интерпретировать» этих героев, эту книгу, этого автора. Любая интерпретация ведется и вводит в рамки пространства и времени, а Сологуб за эти рамки выводит. Никакой «Фрейд» ничего не прибавит Сологубу и ничего от него не убавит, каким бы смешноватым нам ни представлялся тогдашний «модерн».