Россия — государство, разделенное во времени

Только что в Москве опубликована новая философско-публицистическая монография И. Чубайса. («Российская идея». Издательский центр «Аква-терм», — М., 2012, 486 с.)/ Автор, являющийся представителем несистемной социальной науки, излагает оригинальную, целостную теорию Российской цивилизации. Узловая точка его концепции — тезис о цивилизационном разрыве, произошедшем в результате Октябрьского переворота 1917 года. Если разрыв имел место, возникает важнейший вопрос для дня сегодняшнего — чьи мы продолжатели — СССР или исторической России, чьим преемником должно быть государство постсоветское? Ответ изложен в монографии, а в публикуемой ее части представлен ключевой тезис работы.

 

Разрыв на уровне государственного устройства и госсимволов. Разве вы сами не заметили, что думская монархия превратилась в «республику рабочих и крестьян», в государство советов, в диктатуру пролетариата, а точнее — над пролетариатом, или, как писал Иван Солоневич, в «диктатуру сволочи». Места царских служащих заняли партийные выдвиженцы, полностью изменился персональный состав правящего политического класса. Почти все прежние государственные институты — правительство, дума, суд и т.д. перестали существовать. Были отвергнуты старые и утверждены новые госсимволы — флаг, герб, гимн, изменилось даже само название страны. Вместо девиза «С нами Бог!» утвердилась формула «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Советские энциклопедии справедливо характеризовали Ленина не только как создателя нового учения и новой партии, но и как создателя нового государства. Одновременно это означало, что речь идет о разрушителе государства прежнего. Большевики расторгли все международные договоры России, включая секретные, открыли все архивы.

 

Произошел перенос столицы с запада на восток — из Петрограда в Москву. Правда, Ленин бежал из Петрограда в марте 1918 года якобы «временно», а официально Москва была объявлена столицей только в 1922 году, с образованием СССР. Значительная часть российских европейских территорий — теперь это Польша, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия, часть Грузии и Армении — была утрачена. В целом, территориальные преобразования носили более сложный характер, например, по «Брестскому миру» образовывалась Украинская Республика, но в действительности это был лишь способ негласной передачи Малороссии Германии, которая тут же ее оккупировала. «Ненормально-нормальным» в этом ряду выглядит послевоенное преследование бандеровцев, также боровшихся за независимость Украины. (Объявление Степана Андреевича Бандеры фашистом, учитывая, что два его брата погибли в Освенциме и сам он побывал в фашистских лагерях, — это типичное для комидеологии клеймение человека, против которого нет аргументов; напомню также, что отец Степана — священник, был расстрелян Красной армией после взятия Западной Украины.)

 

Возвращаясь к Брестскому миру, напомню, что размер начисленных тогда Германией Советской России контрибуций составил 6 миллиардов DM. (Выплаты немецкого генштаба (анти)?— русским революционерам с 1915 по 1917 год составили 60 миллионов DM.)

 

Разрыв на уровне госструктур дополнил разрыв на уровне общественных и гражданских организаций. Понятно, что исчезло Дворянское собрание и Купеческое собрание, но довольно быстро прекратили существовать также Общество любителей российской словесности, Вольное экономическое общество и почти все другие гражданские объединения.

 

Разрыв на уровне силовых структур. А что произошло после 1917 года с армией, полицией и другими силовыми структурами?

 

Сначала — о судьбе Русской армии. Многие читатели уверены, что Россия потерпела поражение в Первой мировой войне. Это и верно, и неверно одновременно! Антанта — союз Англии, Франции и России — вела боевые действия против Германии, Австро-Венгрии и Турции, и Антанта в этой войне победила. В ноябре 1918 года в Компьенском лесу под Парижем побежденные немцы подписали соответствующий документ. Но среди подписавшихся не было России. За несколько месяцев до этого, в марте 1918 года, большевики отказались от членства в Антанте, сдались Германии и ее союзникам и стали ей активно помогать. Эти действия Ленина столь же абсурдны, сколь абсурдной была бы капитуляция Сталина перед Гитлером, скажем, в марте 1945 года!

 

К этому времени немецкий кайзер был уже полностью обречен, он проиграл даже после прекращения войны на два фронта и после получения от большевиков колоссальных контрибуций золотом. (До денонсации Россией Брестского мира в ноябре 1918 года Советы успели отдать Германии 120 миллионов золотых рублей, в 1945 году это золото было передано Франции как репарация, оно и теперь находится во Французском банке.) Историки показывают, что немцы проигрывали бы России и Антанте и в случае, если бы наши солдаты просто сидели в окопах и ничего не делали. Но солдаты никогда не сидели сложа руки. Николай Николаевич Юденич, командовавший Кавказским фронтом, нанес сокрушительный удар по турецкой армии и взял город-крепость Эрзерум, после чего союзное командование подписало с российской стороной документы о передаче Константинополя, проливов Босфор и Дарданеллы под контроль Российского государства! Но все эти успехи были обессмыслены антивоенной пропагандой большевиков и Брестским миром.

 

Организовав свержение законной власти в своей стране на деньги врага (а вы говорите — «Власов, Власов»!), ленинцы, разумеется, обязаны были занести немцам «откат», что и было сделано в форме заключения мира, а также в виде согласия на аннексии и контрибуции. Еще более важно другое обстоятельство. Большинство русских военных ненавидело большевиков. Вернись домой демобилизованные солдаты с винтовками, они бы начали с разгрома красной власти. Даже в действительно тяжелом 1917 году наш народ, армия, власть были достаточно сплочены. Большевики сознавали это и потому были вынуждены не только свергать правительство в Зимнем дворце, но и боролись с собственной армией. Ленин боялся русской армии больше, чем немецкий император. Поэтому Брестский мир и включал пункт о разоружении воинских частей. Вслед за церковью, другой важнейший институт Российского государства — армия — был распущен, после чего Л. Троцкий начал формировать новую, Красную, армию.

 

Царская полиция и жандармский корпус прекратили существование после февраля, тогда же началось формирование народной милиции, просуществовавшей до 2011 года.

 

Но и этого было недостаточно. Советская Россия не только распускала старые силовые структуры, она также создала принципиально новую. В декабре 1917 года была образована Всероссийская Чрезвычайная комиссия, переименовывавшаяся позднее многократно, но, в сущности, неизменная в выполнении функций политического надзора и подавления гражданской активности. Прежде в России существовала почти символическая служба политического контроля. Московская охранка имела в штате к 1917 году, увы, только 24 офицера и размещалась в пяти комнатах. А в конце ХIХ века в «особом отделении» на всю страну работало до 32 человек, занимавшихся борьбой с фальшивомонетничеством, составлением шифротелеграмм в российские дипмиссии за рубежом, борьбой с семейной неверностью, а также ведением семи или восьми политических дел в год.

 

Зато Управление КГБ по Москве и области имело к началу 90-х семь зданий на Лубянке. Численность работников КГБ СССР в 70-е годы составляла от 400 до 700 тысяч человек, «сотрудничало» с этой организацией в 80-е гг. не менее 2,9 миллиона человек (приблизительно один стукач на 50 граждан — не считая детей и стариков). В особых ситуациях практиковались иные пропорции. Как пишет Евгений Грицяк, в Норильском лагере был завербован каждый пятый зек. (См. Е. Грицяк. Норильское восстание. Харьков. 2008, с. 41.)

 

Полный разрыв произошел на правовом уровне. 30 ноября 1917 года председатель Совнаркома В. Ленин издал декрет, отменяющий и запрещающий употребление всего разрабатывавшегося тысячу лет корпуса российских законов. От российского суда присяжных страна перешла к «пролетарскому правосудию», т. е. — к властному произволу. Задача судей состояла не столько в наказании виновных, сколько в репрессии классовых противников, которые трактовались изначально как преступники, независимо от того, была ли на них какая-то конкретная вина или нет. Возникший правовой вакуум полностью устраивал новую власть. Вместо царского законодательства она призывала апеллировать к революционной воле, к пролетарскому сознанию, к законам Парижской коммуны и т.д. и т.п. При этом любое обращение к прежнему российскому праву считалось преступлением, виновных приговаривали к «лишению всего имущества». Пенитенциарная система СССР трансформировала институт исправления в машину репрессий и подавления.

 

Через семьдесят лет после переворота, в разгар перестройки, М. Горбачев провозгласил новый лозунг — «мы должны построить правовое государство», тем самым признав, что с 1917 года мы находимся в государстве неправовом. Сегодня немногие помнят, что в 30-е годы сам термин «правовое государство» имел в СССР абсолютно негативное значение. Но в правовое государство мы не вернулись по сей день.

 

В рамках международного права Советская Россия также отказалась от правопреемства с исторической Россией, что послужило основанием для отказа от выплаты внешних долгов. Но и 8 миллиардов рублей — заимствования у собственного народа — также не были возвращены. Эти обстоятельства подтверждают не только разрыв, но и глубокую инородность большевистской власти. Кроме того, здесь мы видим один из первых примеров проявления «советского права», когда закон действует задним числом.

 

И сегодня немногие задумываются о многомиллиардной российской собственности, брошенной за рубежом, — о земельных участках в Италии, Франции, о мощной русской инфраструктуре, существовавшей в Палестине; о собственности в виде картин, золота и др. Принятые большевиками решения оставили эти вопросы без ответа. Причем актуальность проблемы усугубляется тем, что в 1992 году Россия объявила себя правопреемницей СССР, а не Российской империи. (К этой теме мы обратимся позднее.) Вопрос о правовом разрыве сам по себе очень многопланов. Выделив здесь несколько узловых моментов, отмечу еще несколько обстоятельств.

 

Выйдя из российского правового пространства, Советское государство, а можно сказать — квазигосударство, не создало никакой настоящей правовой системы и оказалось вне правового поля. В результате оно неизбежно стало нарушать собственные юридические нормы, которые еще недавно декларировало. Неправовое государство разрушало и продолжает разрушать само себя. В результате совсистема попала в самоизоляцию, оказалась несопоставимой не только с внешним миром, но и с собственным, советским, прошлым — в СССР запрещались, помещались в спецхран не только свободные издания Запада, но и собственные партийные газеты 15—20-летней давности.

 

Первое большевистское правительство называлось «Временное рабоче-крестьянское правительство». Было объявлено, что эта власть действует только до созыва Учредительного собрания. И действительно, через 17 дней после захвата Зимнего состоялись свободные выборы в Учредительное собрание. Но его первое заседание, прошедшее 18 января 1918 года, стало одновременно и последним. Избранные народом депутаты, отказавшиеся голосовать за советские декреты, были разогнаны силой. «Временное правительство» было незаконно преобразовано в постоянный Совнарком, который с марта 1946 года переименован в Совет министров, просуществовавший до распада СССР. Напомнить об обещании прислушаться к решению Учредительного собрания никому не было позволено.

 

Не меньшая нелегитимность присутствовала и в деятельности правящей партии. Десятый съезд РКП (б), проходивший в марте 1921 года, временно, на период действия чрезвычайной ситуации, — в дни его работы начался Кронштадтский мятеж — запретил создание фракций. А в апреле 1990 года из Компартии был исключен ряд наиболее активных участников «Демократической платформы», социал-демократической фракции, созданной по инициативе снизу внутри КПСС. Причиной их исключения и было создание фракции. Это решение, осуществленное по команде Е. Лигачева, фактически означало, что чрезвычайная ситуация сохранялась в партии все 70 лет существования СССР.

 

Постоянное нарушение и игнорирование собственных законов продолжается в правопреемнице Советского Союза — постсоветской России. Например, в июне 2010 года вступил в силу Генплан развития Москвы в существующих границах, рассчитанный до 2025 года. Этот план вызвал огромное недовольство москвичей, но формально был «протащен» через Мосгордуму и приобрел силу закона. А в июле 2011 года президент Д. Медведев объявил о предстоящем увеличении территории Москвы вдвое и о принятии совершенно иного плана, предполагающего депортацию из центра города к границе Калужской области 2,5 миллиона москвичей. На сей раз ни о каком обсуждении нового плана, даже имитационном, речь вообще не шла.

 

Моральный разрыв стал продолжением и завершением разрыва правового. Каждый народ живет по-своему: китайцы — по-китайски, шведы — по-шведски, египтяне — по-египетски… Но с давних времен люди собирают и хранят некие золотоносные крупицы правил, которые признаются универсальными, ибо они делают возможной жизнь как таковой, создают условия для существования и сохранения самой жизни. И хотя глобализация ценностей — процесс очень длительный, и единых общепризнанных общечеловечеством норм пока не существует, многие читатели уже поняли, что я имею в виду. Жизнь невозможна без принятия ключевых моральных норм, которые более двух тысячелетий называются «десятью заповедями».

 

Подходя формально, заповеди касаются морали и права (не убий, не укради, не лжесвидетельствуй…), но уместно говорить о заповедях как фундаменте именно морали, ибо в них речь идет не об осуждении какого-то конкретного убийства или лжесвидетельства, а об осуждении этих форм поведения в принципе, в целом, то есть о моральном противостоянии определенным неправовым действиям.

 

Если в исторической России, как и всюду в Европе, основой моральных норм признавались библейские заповеди, то Советское государство согласиться с таким положением дел не могло. На III съезде комсомола Ленин провозглашает новые критерии и новые нравственные принципы. Отныне морально все, что способствует победе мировой революции, что содействует победе коммунизма и служит разрушению старых правил. В новом советском иконостасе почетное место занял Павлик Морозов, ребенок, отказавшийся чтить отца своего и донесший на него властям. Морозов — это вершина айсберга, в основании которого отце- и Родиноубийство, уничтожение прошлого, уничтожение собственной истории, расстрел императора, означавшего расстрел России. Новую мораль разрыва с прошлым символизировал образ пионера-героя.

 

Отказавшись от самого устойчивого, сущностного, сохраняемого и незаменимого в историческом наследии и человеческом опыте, советский режим изначально обрек себя на трагическую развязку.

 

Разрыв на уровне социальной структуры и собственности. Важнейшим открыто декларированным принципом новой власти был принцип всеобщего равенства. Его реализация предполагала отмену всех существовавших в стране сословий. Призыв к равенству вдохновлял миллионы людей на активные действия. Однако фактические решения властей преследовали иную цель. Советская Россия не вырастала, не совмещалась и не вписывалась в историческую Россию, поэтому большевики уничтожали целые сословия, слои и классы.

 

Летом 1918 года был расстрелян император с супругой и детьми. Одновременно или несколько позже новая власть экономически, политически, а не редко и физически ликвидировала дворянство, купечество, духовенство, царское офицерство, интеллигенцию. Казачество подверглось расказачиванию, кулачество — раскулачиванию. Удары были нанесены и по рабочему классу. Последним ликвидированным, а отчасти коллективизированным на советский лад сословием стало крестьянство.

 

Землю после революции крестьяне действительно получили, но три года гражданской войны они были обязаны отдавать почти весь урожай — 70% собранного — по продразверстке. После введения НЭПа и продналога, то есть сдачи теперь уже 20% урожая, положение сельских жителей значительно улучшилось. Однако НЭП продолжался только семь лет (Ленин предполагал ввести его на два десятилетия). Уже со второй половины 20-х годов началась война Советов с крестьянством. Она завершилась в 1933 году созданием колхозов и массовой коллективизацией сельского хозяйства. Загнать свободных крестьян в колхозы большевики смогли только под страхом голодной смерти. Зимой 1932 — 1933 годов в стране от искусственного голода умерло более семи миллионов человек. (Численность украинцев в СССР между переписями 1926 и 1937 годов не увеличилась, а уменьшилась более чем на 15 %, казахов — на 28 %!) Уцелевшие весной 1933 года вступили в колхозы. Так обещавшие равенство большевики «заламывали руки», а точнее — отрывали голову главному социальному сословию России — крестьянству.

 

А еще раньше, в 1918 году, новая власть провела национализацию и изъяла в собственность государства все банки, заводы, фабрики, транспорт, недвижимость и т. п. Пушкину русской сцены — Федору Ивановичу Шаляпину, — на гонорары построившему в Москве дом на Садовом кольце, где проживала вся его семья с шестью детьми, после национализации из 15 комнат оставили две. По сути, вся собственность, кроме личной, была объявлена общенародной. На самом же деле она стала государственно-номенклатурной.

 

В результате произошла радикальная трансформация всей социальной структуры российского общества. Но неверно думать, что осуществился призыв: «Кто был ничем — стал всем». Имущие классы были вообще ликвидированы и превращены в неимущие. Но тот, кто был ничем, — не обрел обещанных прав. Рабочие, крестьянство, интеллигенция подвергались необъявленной эксплуатации, а новый правящий класс — номенклатура — получил огромные негласные привилегии и тайные преимущества. Старую, исторически сложившуюся иерархию сословий заменила новая система официального равенства, а фактически — тайного социального неравенства, вытекающая из тоталитарного характера государства.

 

Особенности тоталитарного государства, новое время и пространство. В число самых фундаментальных, изначальных потребностей человека входит потребность в ориентации во времени и пространстве. Древнейшая из известных — наскальная живопись — это, как недавно стало понятно, просто первый календарь. Интерес к астрономии на заре формирования всякой цивилизации показывает, что цивилизация как раз и начинается с создания своей оригинальной концепции времени, своего календаря и своих специфических часов как собственного способа измерения времени. Темпоральная значимость подтверждается и тем обстоятельством, что, перенеся особенно тяжелые заболевания, люди, как правило, теряют ориентацию во времени.

 

Посмотрим теперь, менялось ли как-то представление о времени и пространстве в тоталитарном, самоизолирующемся Советском государстве. Изменения, начавшиеся в нашей стране после октября 1917 года, имели свои особенности, но было в них и общее, универсальное. Тоталитарная власть всегда порывает с прошлым, потому что история не ведет к тоталитаризму, это — результат исторического сбоя. Прошлое тоталитарным режимом просто отбрасывается за ненадобностью. Новая власть начинает свой собственный отсчет времени, объявляя себя вечной. Подлинная история объявляется начинающейся с нее. Советские календари, указывая номер наступившего года, обязательно указывали, какой это год от Октябрьской революции. Так же поступают в Северной Корее и на Кубе, так же поступали в Третьем рейхе и т. д. «Железный занавес», как справедливо подчеркнул Василий Розанов, опустился не над нашей территорией, а над нашей историей, над российским временем.

 

Тоталитарное государство стремилось как «переметить время», так и переобозначить пространство. По сей день российские патриоты требуют — нет, не переименовать, а отказаться от переименования и вернуть исторические названия нашим улицам, городам, областям. Упорное сопротивление чиновников и в этом вопросе показывает, что мы находимся не в Российском, а в постсоветском государстве. Российская топонимика не допускается к восстановлению в неоСССР. И если часть россиян сознает себя «вышедшей из гоголевской шинели», то другая часть явно вышла из «шинели Дзержинского».

 

Оригинал публикации: День/ («День», Украина)/Игорь Чубайс

http://inosmi.ru