Защитить ребенка любовью

Последние годы в Международный день защиты детей принято рассказывать о больных детях и об их проблемах. О том, что им надо помогать и оберегать их. Словом, о том, что делает каждая любящая мать ежедневно, вопреки всему — от состояния ребенка до отношения к нему окружающих. Поэтому сегодня я хочу рассказать о тому, что видят эти «защитницы», с чем приходится им сталкиваться.

Я – счастливый человек! Это очень просто объяснить: у меня оказалась счастливая возможность самой сформировать свой круг общения. Конечно, кое-кто в этом круге уцелел от друзей детства или юности. Но, в основном, это очень небольшая группа единомышленников и определяющая черта в них — то, как они относятся к благотворительности, к чужим проблемам, к не своим больным (или умирающим) детям, к посторонним старикам.

Мои друзья готовы прийти на помощь родителям, у которых есть дети с разными тяжелыми заболеваниями, они готовы поехать кормить бомжей, собирать одежду для женщин, выходящих на свободу после срока, отремонтировать дом престарелых, «забытый» нерадивым руководством региона. И, безусловно, никому из них не придет в голову, что можно не любить ребенка «с диагнозом» или воспринимать его как «не такого»: НЕ способного, НЕ талантливого, НЕ умного, НЕ красивого.

Прекрасно себя чувствуя среди моих замечательных друзей и родственников, я, тем не менее, однажды заподозрила, что у моей давней знакомой растет ребенок с очевидной задержкой в развитии. Не то, чтобы меня это раздражало или удивляло. Скорее я обратила внимание потому, что мама очень старалась скрыть то, что у ее девочки «проблемы». Проблемы, замечу, не мое слово, а той знакомой. Я, кстати, вообще молчала пару лет (что для меня нехарактерно), и тему эту обходила: в приятельницы мне попалась дама нервная и закрытая – можно было одним словом, намеком ситуацию мгновенно усложнить, и она «закрылась» бы уже навсегда.

А дело стоило того, чтобы подождать: я уже совершенно точно понимала, что девочка больна, что ей требуется помощь специалистов, да и маме тоже не помешала бы поддержка – и, если я задам вопрос «вовремя», то обеим можно будет помочь. Кроме того, меня ужасно мучило любопытство – почему она скрывает? Ведь мы сегодня живем в обществе, где куда более терпимом и относительно спокойно реагирующем на таких детей, чем лет 5, а то и 10-15 назад. Момент настал, я спросила, и в ответ услышала практически исповедь. У меня не было диктофона, так что я воспроизведу ее слова по памяти, лишь несколько причесав. Но смысл от этого не изменится – именно поэтому сегодня, в Международный день защиты детей, я пишу не о детях, а об их мамах.

«Господи! Не может быть, что ты это посылаешь мне! Это была первая мысль, с которой мне предстояло смириться, когда я поняла, что моя дочь больна. Внешне она ничем не отличалась от сверстниц, даже была симпатичнее многих. Говорить начала позже, одевалась медленно, ела, не торопясь, – с кем из малышей не случается. В детский сад мы не ходили, поэтому до 7 лет и причин особенно волноваться не было. А вот в школе стало понятно: что-то не так. Сначала я решила, что нам просто не повезло с учительницей – очень требовательная попалась, и с детками – злые, но гораздо лучше нас подготовленные. И я перевела дочь в школу рядом с домом, попроще. Но и там она не успевала приготовить уроки, не слышала объяснения учителей, не понимала, чего от нее хотят одноклассники. И мне пришлось признаться самой себе, что у нас есть проблемы, и что их надо решать.

Я не стала говорить об этом мужу – он мог не справится с этой ситуацией, маме с папой – они бы обвинили меня в том, что я ее плохо воспитывала и неправильно растила. Не сказала тебе, даже предполагая, что ты, возможно, отнесешься к этой проблеме с вниманием. Мне не хотелось слышать твоих советов или рассказов, что к таким детям относятся нормально: я видела, как мою дочь «чморят» только за то, что она отстающая. А я смотрела на нее и думала: «Господи! Не может быть, что ты это посылаешь мне!»

Надо сказать, что она будто догадалась, что я что-то поняла о ее болезни, и стала вести себя просто отвратительно: «забывала» прийти домой из школы, уходила в гости к подружкам, не делала уроки, при этом часами сидела за столом, не реагируя на мои замечания, будто меня рядом не было. Иногда, в минуты отчаяния, признаваясь себе в собственной слабости, бессилии, я успокаивала себя только одним: ты не имеешь права на ней срываться, она ни в чем не виновата, она не может это контролировать. И вообще, что значит нормальный ребенок? Моя дочь – НОРМАЛЬНАЯ, только другая. Так я начала постепенно привыкать к этой мысли, что она – другая, да и вообще одинаковых людей не существует. И стала искать врачей, которые помогли бы нам, но при этом не посадили бы на лекарства пожизненно, не сообщили бы в поликлинику.

А однажды ко мне в школе подошла мама глухой одноклассницы и прямо спросила меня: «Твоя дочь больна»? Я так растерялась, что кивнула. И тогда она сказала то, что, пожалуй, потрясло меня больше всего: «Не говори никому, если нет необходимости». А ведь я уже почти что морально себя подготовила, чтобы сообщить о нашей болезни директору и классной руководительнице, только боялась, что одноклассники будут смеяться. Но оказалось, что бояться надо не детей, а учителей. Они относятся к больным детям как прокаженным – смеются, издеваются над ними, таким образом поощряя жестокость и в школьниках. При этом никаких скидок, никаких поблажек больному ребенку никто не будет делать – не нравится, переводите в коррекционную школу. Оказывается, в XXI веке в столичной школе лучше считаться ленивицей и быть двоечницей, чем быть нездоровой.

Она же посоветовала одного врача. А тот уже передал нас «по профилю». Да, я все еще повторяю, «за что это мне?». И я не могу рассказать о ее болезни ни мужу, ни родителям. Но сейчас я точно знаю, что главное – это любить ее. Любить и лечить – может быть, все еще исправится. И никогда не говорить ей, что она в чем-то не такая»…

Это был трудный разговор, оглушающий. Тогда-то я и поняла, что я – счастливица. Вот только я не знала, чем и как закончить этот рассказ. Не знала, даже пока писала. Но по пути погладывала на мою страницу в фейсбуке – вдруг что-то пропущу важное. И, вдруг, я зацепилась глазами за рассказ мамы слепого мальчика Анастасии Отрощенко о том, как бывает непросто, когда, порой, твоего ребенка и взрослые, и дети воспринимают и принимают жестоко, в то время, как семья старается, чтобы «его жизнь ничем не отличалась от жизни остальных». Я будто читала продолжение рассказа моей подруги. Но, добравшись до конца, я поняла, что будет очень правильным закончить текст замечательными словами замечательной мамы, ничего не придумывая: «Мне бы хотелось объяснить всем этим детишкам, да и некоторым взрослым, что это не мы снисходим до инвалида (в данном случае слепого, но это не суть важно), а что он такой же богатый, такой же разносторонний, талантливый, креативный. А в будущем, если мы не подрубим ему крылья, успешный, как и любой из нас. Но в коротком и энергичном разговоре сделать это невозможно, нужно чтобы дети его приняли. С моими остальными детьми все не было просто, тоже была какая-то дистанция именно из-за этого непонимания, но, живя рядом с инвалидом, и, умея его принимать, мы обогащаемся. Нескромно звучит, но я вижу по своим детям, что им действительно много дало, что у нас есть Глеб. Как-то Андрей разговорился с одним мальчиком из школы, и мальчик стал с большим интересом расспрашивать, интересоваться, а потом выяснилось, что у мальчика есть младшая сестра, и когда мама ее ждала, то все врачи говорили, что малыш родится с синдромом Дауна. И они в семье эту ситуацию смогли пережить и заранее полюбить ее такой, с особенностями. Потом родилась обычная девочка, а внутреннее приятие у людей осталось. Удивительно!»

http://www.vesti.ru